Татьяна Лазарева рассказала о другой стороне популярности
Bот это да! В своем интервью Татьяна рассказывает, как живется публичным людям в эпоху хейтерства, о новом проекте для родителей и о том, чем современные дети отличаются от нас.
О том, что мы хотим пригласить ее на обложку, что обложка будет двойная, и вот такой сложный замысел – надо привлечь внимание к РМЖ, и нам очень-очень нужна звезда для этого, я написала Татьяне, кажется, в час ночи. «Если получится втиснуться в график, конечно!» – ответила она в два. В график мы втиснулись.
Оказалось, с темой Лазарева знакома давно, несколько ее подруг переболели раком молочной железы, и поддержать проект, который помогает женщинам не сдаться, ей кажется правильным.
Через неделю рано утром мы встретились на съемках. «Вообще с подобным – поддержать какой-то социальный проект – ко мне обращаются часто, и я часто откликаюсь, но только, если это что-то хорошее, если мне это самой нравится. Потому что, понимаешь, очень важно направо-налево не торговать лицом, это серьезная ответственность», – сказала она, садясь на грим.
Наталья Родикова: Спасибо тебе, что делишься своей известностью, правда. Скажи, а что тебе самой она в жизни принесла?
Татьяна Лазарева: К сегодняшнему моменту – уже какое-то уважение. Все эти годы я работала на свое имя, и так получилось, что оно вызывает доверие. Я мало по-крупному ошибалась… Тут должно быть другое слово, но смысл такой, что с именем всегда нужно аккуратно и по-честному обращаться. И тогда ты его сможешь использовать так, как захочешь, и тебя будут слушать.
Как ты почувствовала, что вот ты стала известной?
У меня не было выраженной звездной болезни, которая бывает у всех, кто получает какое-то внимание и ему тут же кажется, что прямо все его любят и им восхищаются…
Даже у меня бывает, когда получаю больше ста лайков за фоточку в ФБ!
Ну вот, сто или там тысячу лайков тебе поставили, но ты же понимаешь, что есть еще 100 тысяч человек, которые ничего не написали, но, может, поставили бы дизлайк, если бы у них была такая возможность.
Я стала популярной, еще когда училась в восьмом классе и пела в группе политической песни «Амиго».
Не знаю, можно ли сравнить ту популярность в новосибирском академгородке, где я жила, и ту, что я приобрела, когда меня начали показывать в КВН по Первому каналу, но я как-то вовремя эти прививки получила, и звездной болезни у меня не возникло.
Но когда тебя стали везде узнавать, это было приятно?
Это было немного неудобно, потому что первым делом, когда началась популярность, мы с пацанами, с коллегами, лишились счастливой возможности спокойно попить пива в баре у метро «Парк культуры», как это всегда делали после работы. Потому что начали узнавать, подходить, докапываться…
И жить прежней жизнью стало невозможно?
В этом смысле да, потому что ты все время в центре внимания. Ты как бы все время что-то должен всем, кто тебя узнает. Должен быть все время в радости, в настрое, в готовности быть сфотографированной.
А меня всегда это напрягало, все эти фотографии в магазинах, я там стою, знаешь, бумагу туалетную выбираю, условно, а люди подходят: «Можно с вами сфотографироваться?»
Я очень к этому строга, дети мои меня даже ругают, что я могу отбрить человека. На сцене – да, я готова давать автограф, сниматься в этом специальном огороженном пространстве, но как только вышла оттуда – я уже не готова и у меня должны спросить, а если скажу нет – принять этот ответ.
Все же я хочу докопаться до преимуществ этой так называемой славы. Ну должно же быть какое-то удовольствие от того, что ты – звезда? Хоть немножечко же должно быть приятно? Нам, простым людям, очень хочется это знать. Иначе как-то все напрасно.
Я получаю удовольствие от того, что могу легко познакомиться с кем-то, кто мне очень интересен и нужен, просто написав ему в «Инстаграм» и представившись, что вот, я Таня Лазарева. Могу что-то попросить, куда-то позвать – и люди часто откликаются. Конечно, это очень круто, когда говорят: «Да, мы вас знаем, да, мы вас любим…» Конечно, я к этому стремилась, конечно, я хотела стать популярной, но обратных сторон, к сожалению, все же очень много. Во-первых, от этой так называемой славы не избавишься, это даже не татуировка. На заре нашей карьеры я оказалась с Илоной Броневицкой в какой-то гримерке, и она на какой-то мой вопрос говорит: «Послушай, дорогая, свои триста долларов до конца жизни мы будем иметь, просто за то, что нас вспоминают». Это да, но минусов…
Популярность значит, что что бы ты ни сделал, что бы ты ни сказал, за все это ты огребаешь по полной, особенно сейчас, когда все в Интернете, ты столько получаешь негативных комментов, что иногда бывает очень трудно.
Я прямо училась строить хрустальный кокон вокруг себя, потому что это больно. Когда в тебя лупят со всей дури.
Мне кажется, у некоторых не хрустальный кокон, а бронебойная шкура, потому что вынести комментарии хейтеров в таком количестве, в котором их, например, получает Анна Седокова…
Слушай, Седокова начала давно, и она уже закаленная, научилась с этим справляться. Гораздо хуже обстоит дело с какими-нибудь Гречками и Монеточками, вот этот хайп – страшное дело, просто страшное. Мне их ужасно жаль, этих молодых, они сейчас получают очень большие шишки. У нас такой популярности не было. Если тебя и показали по Первому каналу, ну, увидело тебя сто миллионов человек, но ты обратно от них не получал ничего, никакого фидбека.
На улице подходили только люди, которые говорили – какая вы классная, и так далее. Те, кому ты не нравишься, к тебе не подходили просто.
И то, был у меня случай, когда это прорвалось, один из первых сигналов нынешнего времени, которые я очень хорошо запомнила. Это было на пике популярности, и кто-то приволок ящик писем от зрителей, мы сидели, разбирали эти письма, и я читаю письмо, в котором такие же грязные слова, как сейчас в комментариях пишут, с такой ненавистью, что-то про то, что какие вы крутые, парни, но вот эта ваша – ужасная, противная, вульгарная… Я когда прочитала, у меня волосы зашевелились на голове. И ведь это надо было написать тогда на бумаге, в конверт засунуть, отправить по адресу, это же сложно. А сейчас – проще простого любому человеку такое написать, и это неотделимо от популярности, к сожалению.
Хорошо, давай к приятному. Твоя популярность много лет помогает фонду «Созидание», чьим лицом ты сейчас фактически являешься. Почему именно он?
Это случилось в начале 2000-х, тогда было принято на благотворительные вечеринки звать артистов, они выступали, и им даже платили. И вот позвали ОСП-студию. У нас хватило мозгов отказаться от гонорара, когда мы выступили, а потом пацаны как-то слились, а я осталась, и мы очень быстро подружились с Леной Смирновой – директором фонда. Со временем мы с ней прямо подругами стали. Более того, Тося моя и ее Артем – «молочные» брат и сестра, потому что у Ленки молока было завались, а у меня – мало, и она морозила нам свое молоко, привозила, мы кормили Антонину, она в итоге самым закормленным молоком ребенком у нас оказалась.
Ничего себе!
Да, вот так подружились постепенно. Тогда была уже у них уже программа по посылкам – они собирали вещи и отправляли нуждающимся семьям. Я сначала какие-то свои вещи отдавала, что-то собирала направо-налево, потом к Лене пришла за советом: мол, я, пожалуй, тоже открою свой фонд. Но Смирнова, умный и дальновидный человек, мне сказала: да зачем тебе этот геморрой, давай лучше с нами! И мы с ней открыли отдельную программу про челюстно-лицевую хирургию для детей-сирот. Я туда пригласила своего приятеля, который финансовую сторону упихивал, а Ленка ходила по детским домам, искала детей с патологиями, и мы таким образом сделали дорогостоящие операции очень доступными.
Другое дело, что не всем детским домам было выгодно отдавать нам детей, потому что оказалось – и это были новости, о которых я не знала – им это не очень выгодно.
После операции они запросто могут лишиться ребенка, которого раньше не усыновляли из-за заячьей губы, например, а если ребенка нет — нет и финансирования, очень неплохого, на него. И ведь это то, что легко можно скорректировать. А нам говорили: у нас таких нету. И вот это такое было погружение по полной… Эта программа до сих пор сейчас существует.
Какая сейчас программа тебе самой важной кажется в «Созидании»?
Сейчас, конечно, стипендии для талантливых детей из бедных семей, из глубинки. Это шанс для тех, кто хочет учиться, хочет вырваться из дома, из этого отсутствия возможностей, и стипендии для них – реальный социальный лифт, об этом надо, конечно, говорить, кричать, чтобы как можно больше люди узнавали об этой программе. Фонд здесь играет такую, знаешь, контролирующую, в общем-то, роль. Ребенок пишет заявку: я такой-то, учусь так-то. Администрация фонда эту заявку проверяет всесторонне, связывается с социальной службой его населенного пункта – насколько у ребенка действительно такое положение в семье, многодетная она или что-то еще. Они все проверяют, узнают: да, мальчик хорошо учится, да, он не пьет, условно, не курит, старается. Стипендия же не разовая – она с 14 до 21 года. Но каждый год ты должен ее подкреплять своими успехами, оценками, участием в каких-то олимпиадах, это такая долгая, рутинная работа, которую без фонда сделать трудно. И надо сказать, что программа растет, народу с каждым годом все больше, начинали с 30 человек, а сейчас — больше 500. И вот в такие вещи вкладывать свою известность и приятно, и очень полезно.
Ты только что запустила собственный новый проект на YouTube. Как он возник, чего ты от него ждешь?
С тех пор как меня нет на телевидении, прошло сколько – шесть лет? В 2012 году нас с Мишей убрали, и все это время вариантов что-то делать где-то еще было не очень много. YouTube вроде бы был, но в России он какой-то значимой роли еще не играл, лежал просто плашмя. Мы же пробовали сделать «Телевидение на коленке» – это было удачно, но слишком рано. Если бы мы сейчас такую штуку сделали, мы бы мгновенно миллионщиками стали, я уверена. А тогда на маленьких просмотрах поднимать проект довольно сложно было – все-таки нужны деньги, а не только мое желание.
Я попробовала еще сама какие-то снимать видосики, запуливать их в ютьюбчик, но это было не очень интересно, потому что соревноваться с блогерами, которые работают только для того, чтобы стать известными и имя монетизировать, мне не хотелось.
Мне-то становиться популярной не нужно, куда еще-то популярнее? Имя у меня уже есть, это бренд, мне не нужно его раскручивать. А вот что с этим брендом делать дальше, я не знала. Как его продавать, в какой области, что я такое? Вот эти вопросы после немногочисленных интервью, которые у меня были в последнее время: а как вас титровать? И я себе тоже задавала этот вопрос: а действительно, кто я? Я уже не телеведущая, ну, окей, я мать троих детей и останусь ею до конца жизни, надеюсь… А больше я никто? У меня было такое абсолютное непонимание: а что я тут вообще дальше делаю? Два или три года я шла к этому пониманию. Пережила совсем тяжелый депрессивный период. Депрессия, это когда ты в 50 лет понимаешь, что тебе нужно жизнь заново начать и заново понять, кем ты будешь, «когда вырастешь», давай начинай сначала.
Но в конце концов что-то произошло и что-то началось. Что?
Ко мне обратились два молодых парня и сказали, что они видят меня как лицо их образовательного канала. Надо сказать, что они были не первые, кто ко мне с этим обратился – в последнее время почему-то мне стали часто родительские темы предлагать. Мы с ними встретились, я увидела их горящие глаза – все, мне больше ничего не надо, я сама загорелась. Настолько, что пока работаю без всяких денег с ними, они вкладываются техникой, я – тем, что у меня есть: усы, лапы, хвост и свое честное имя. И это очень ответственно для меня.
В двух словах про формат — о чем он, кто твои гости, какие темы?
Придумалась интересная форма: я приглашаю человека с вопросом – родителя, того самого – настоящего, сомневающегося, у которого всегда куча сомнений, и он готов признаться в этом, и готов учиться. С другой стороны приходит эксперт – часто родитель сам говорит, кого он хотел бы видеть экспертом. И эти два человека между собой общаются, я модерирую, и мне это ужасно интересно, это общение про образование, про школу, про отношения детей с родителями, про родительство вообще.
Кто уже приходил?
У нас была Чулпан Хаматова с прекрасным вопросом: как жить с двумя подростками и оставаться при этом счастливой? Была передача, которая, может, напрямую и не относится к заявленной теме про воспитание, но в то же время она очень базовая для понимания родительства: Елка, моя любимая певица, была вопрошающим человеком, а экспертом была Алена Долецкая. Говорили мы про право женщины решать – рожать ей детей или не рожать. Потому что без уважения к этому праву никакого разговора о дальнейшем быть не может.
У всех у нас есть знакомые, которые не родили в силу разных причин, которые вправе не сделать этого никогда и которые постоянно подвергаются такому количеству нападок от общества: дааа, часики-то тикают, дааа, тебе уже 35… Это просто насилие!
Алена Долецкая говорила, что детей у нее не случилось не по ее воле, но она это приняла, и она тот самый пример успешной женщины, которая реализовалась не как мать — но реализовалась блестяще. Вот это назидательное «ты же должна как мать реализоваться»… Да кто сказал-то? Это же их жизнь, реализуй сам себя где угодно, пожалуйста. Такая была тема, сложная, надеюсь, мы выполнили свою миссию. Была Тутта Ларсен и директор «Новой школы» Кирилл Медведев, Тутта спрашивала, почему наших детей не любят в школах, как можно вообще так к детям относиться, есть ли школы, в которых все по-другому, где уважают детей. И последняя запись была уже вечером вчера – с Паатой Амонашвили, сыном педагога-новатора Шалвы Амонашвили, легенды 90-х, слышала о нем?
Конечно! Мы интервью у него брали в прошлом году, я его поклонница.
Да, и для меня его имя для меня такое…
Ну он кумир!
Да! И Паата — его сын — тоже стал замечательным педагогом, и вот я узнала, что он прилетает в Москву, пригласила его в гости. Он пришел, у нас был прекрасный разговор с ним и с замечательной девушкой, директором частной школы. Мы говорили про то, какими должны быть директора, учителя — с точки зрения директора школы, такой был профессиональный разговор, но мне все это очень, очень интересно. Слушай, давай свой вопрос какой-нибудь родительский, я тебя позову, можешь даже мне назвать эксперта, с которым ты хотела бы поговорить. Понятно, что все сразу называют Юлию Гиппенрейтер, Диму Зицера и Петрановскую. Но это уже тяжелая артиллерия.
Но рано или поздно все равно же позовешь их?
Надеюсь, да. Хотя есть и менее раскрученные эксперты, которых есть больше шансов получить, но они не менее профессиональные.
Кого еще из звездных родителей планируешь приглашать?
Я вот сегодня написала своим дружкам – Меладзе и Фоменко, говорю: «Пацаны, давайте вопросы». Я знаю, что они реально хорошие отцы, им не пофиг на воспитание. А они мне: «Да что ты, у меня никаких вопросов нет, я сам экспертом могу быть!» А мне это не надо, у меня не такой формат. Я никогда не буду звать гостя без запроса, хоть это будет сама Алла Борисовна Пугачева… Хотя ее будет интересно позвать ужасно! Она же молодая мать теперь.
Да, пожалуйста, позови ее!
Ну я-то позову, но ты же понимаешь.
Да, но с удовольствием бы ее в этой роли послушала. И вот Галкин еще ужасно интересный отец, мне кажется, так круто с детьми общается!
Да, он молодец, я его тоже люблю очень.
Скажи, почему, на твой взгляд, сегодня в обществе возник такой интерес к воспитанию, образованию? Все же буквально помешались на этом – проекты, форумы, семинары, школы…
Я это тоже вижу, и не то чтобы я хочу хайпануть на теме, просто это действительно необходимая история, люди жаждут ответов на многие вопросы, они хотят получить эти знания. И я рада быть в этом случае всего-навсего телеграфным столбом, который передает эти знания от одних к другим. Я думаю, что вообще это про начало просыпания нашего общества, про то, что дети наши другие и мы должны научиться с ними жить.
Мы, воспитанные советской страной, привыкли, что мы всем должны, что у нас вечное чувство вины, и мы никто. А новое поколение – вот эти, которые сейчас маленькие, – они живут в другом мире, они не привыкли, что на них давят, они говорят: «Э, не надо»
Вот с Тосей сейчас был случай… Она была на съемках «Слава богу ты пришел» – с Мишей, его позвали в возобновленный проект на СТС, в гости, но позвали. Он, естественно, снялся, и Тося такая счастливая сидела в зале на съемках, и в конце Миша говорит: «А вот в зале моя дочь Антонина…» И Верник – ведущий вместо Михаила – сказал: «О, Антонина, а ну-ка иди к нам на сцену». Она вышла, постояла там, а после призналась: «Мам, мне было так плохо». Я говорю: «Почему, ты что, была как-то не так одета, плохо причесана?» Она говорит: «Нет, просто я не хотела выходить». И ты понимаешь, что для этих детей это уже насилие над личностью. Че там, подумаешь, «Тося, иди сюда». А она не хочет идти. Вот они такие все. Они готовы делать только то, что они хотят. Другое дело то, что они ничего не хотят, конечно! (Смеется.)
О да, это проблема! Вот с этим запросом я к тебе приду!
Отлично, давай.
О том, что мы хотим пригласить ее на обложку, что обложка будет двойная, и вот такой сложный замысел – надо привлечь внимание к РМЖ, и нам очень-очень нужна звезда для этого, я написала Татьяне, кажется, в час ночи. «Если получится втиснуться в график, конечно!» – ответила она в два. В график мы втиснулись.
Оказалось, с темой Лазарева знакома давно, несколько ее подруг переболели раком молочной железы, и поддержать проект, который помогает женщинам не сдаться, ей кажется правильным.
Через неделю рано утром мы встретились на съемках. «Вообще с подобным – поддержать какой-то социальный проект – ко мне обращаются часто, и я часто откликаюсь, но только, если это что-то хорошее, если мне это самой нравится. Потому что, понимаешь, очень важно направо-налево не торговать лицом, это серьезная ответственность», – сказала она, садясь на грим.
Наталья Родикова: Спасибо тебе, что делишься своей известностью, правда. Скажи, а что тебе самой она в жизни принесла?
Татьяна Лазарева: К сегодняшнему моменту – уже какое-то уважение. Все эти годы я работала на свое имя, и так получилось, что оно вызывает доверие. Я мало по-крупному ошибалась… Тут должно быть другое слово, но смысл такой, что с именем всегда нужно аккуратно и по-честному обращаться. И тогда ты его сможешь использовать так, как захочешь, и тебя будут слушать.
Как ты почувствовала, что вот ты стала известной?
У меня не было выраженной звездной болезни, которая бывает у всех, кто получает какое-то внимание и ему тут же кажется, что прямо все его любят и им восхищаются…
Даже у меня бывает, когда получаю больше ста лайков за фоточку в ФБ!
Ну вот, сто или там тысячу лайков тебе поставили, но ты же понимаешь, что есть еще 100 тысяч человек, которые ничего не написали, но, может, поставили бы дизлайк, если бы у них была такая возможность.
Я стала популярной, еще когда училась в восьмом классе и пела в группе политической песни «Амиго».
Не знаю, можно ли сравнить ту популярность в новосибирском академгородке, где я жила, и ту, что я приобрела, когда меня начали показывать в КВН по Первому каналу, но я как-то вовремя эти прививки получила, и звездной болезни у меня не возникло.
Но когда тебя стали везде узнавать, это было приятно?
Это было немного неудобно, потому что первым делом, когда началась популярность, мы с пацанами, с коллегами, лишились счастливой возможности спокойно попить пива в баре у метро «Парк культуры», как это всегда делали после работы. Потому что начали узнавать, подходить, докапываться…
И жить прежней жизнью стало невозможно?
В этом смысле да, потому что ты все время в центре внимания. Ты как бы все время что-то должен всем, кто тебя узнает. Должен быть все время в радости, в настрое, в готовности быть сфотографированной.
А меня всегда это напрягало, все эти фотографии в магазинах, я там стою, знаешь, бумагу туалетную выбираю, условно, а люди подходят: «Можно с вами сфотографироваться?»
Я очень к этому строга, дети мои меня даже ругают, что я могу отбрить человека. На сцене – да, я готова давать автограф, сниматься в этом специальном огороженном пространстве, но как только вышла оттуда – я уже не готова и у меня должны спросить, а если скажу нет – принять этот ответ.
Все же я хочу докопаться до преимуществ этой так называемой славы. Ну должно же быть какое-то удовольствие от того, что ты – звезда? Хоть немножечко же должно быть приятно? Нам, простым людям, очень хочется это знать. Иначе как-то все напрасно.
Я получаю удовольствие от того, что могу легко познакомиться с кем-то, кто мне очень интересен и нужен, просто написав ему в «Инстаграм» и представившись, что вот, я Таня Лазарева. Могу что-то попросить, куда-то позвать – и люди часто откликаются. Конечно, это очень круто, когда говорят: «Да, мы вас знаем, да, мы вас любим…» Конечно, я к этому стремилась, конечно, я хотела стать популярной, но обратных сторон, к сожалению, все же очень много. Во-первых, от этой так называемой славы не избавишься, это даже не татуировка. На заре нашей карьеры я оказалась с Илоной Броневицкой в какой-то гримерке, и она на какой-то мой вопрос говорит: «Послушай, дорогая, свои триста долларов до конца жизни мы будем иметь, просто за то, что нас вспоминают». Это да, но минусов…
Популярность значит, что что бы ты ни сделал, что бы ты ни сказал, за все это ты огребаешь по полной, особенно сейчас, когда все в Интернете, ты столько получаешь негативных комментов, что иногда бывает очень трудно.
Я прямо училась строить хрустальный кокон вокруг себя, потому что это больно. Когда в тебя лупят со всей дури.
Мне кажется, у некоторых не хрустальный кокон, а бронебойная шкура, потому что вынести комментарии хейтеров в таком количестве, в котором их, например, получает Анна Седокова…
Слушай, Седокова начала давно, и она уже закаленная, научилась с этим справляться. Гораздо хуже обстоит дело с какими-нибудь Гречками и Монеточками, вот этот хайп – страшное дело, просто страшное. Мне их ужасно жаль, этих молодых, они сейчас получают очень большие шишки. У нас такой популярности не было. Если тебя и показали по Первому каналу, ну, увидело тебя сто миллионов человек, но ты обратно от них не получал ничего, никакого фидбека.
На улице подходили только люди, которые говорили – какая вы классная, и так далее. Те, кому ты не нравишься, к тебе не подходили просто.
И то, был у меня случай, когда это прорвалось, один из первых сигналов нынешнего времени, которые я очень хорошо запомнила. Это было на пике популярности, и кто-то приволок ящик писем от зрителей, мы сидели, разбирали эти письма, и я читаю письмо, в котором такие же грязные слова, как сейчас в комментариях пишут, с такой ненавистью, что-то про то, что какие вы крутые, парни, но вот эта ваша – ужасная, противная, вульгарная… Я когда прочитала, у меня волосы зашевелились на голове. И ведь это надо было написать тогда на бумаге, в конверт засунуть, отправить по адресу, это же сложно. А сейчас – проще простого любому человеку такое написать, и это неотделимо от популярности, к сожалению.
Хорошо, давай к приятному. Твоя популярность много лет помогает фонду «Созидание», чьим лицом ты сейчас фактически являешься. Почему именно он?
Это случилось в начале 2000-х, тогда было принято на благотворительные вечеринки звать артистов, они выступали, и им даже платили. И вот позвали ОСП-студию. У нас хватило мозгов отказаться от гонорара, когда мы выступили, а потом пацаны как-то слились, а я осталась, и мы очень быстро подружились с Леной Смирновой – директором фонда. Со временем мы с ней прямо подругами стали. Более того, Тося моя и ее Артем – «молочные» брат и сестра, потому что у Ленки молока было завались, а у меня – мало, и она морозила нам свое молоко, привозила, мы кормили Антонину, она в итоге самым закормленным молоком ребенком у нас оказалась.
Ничего себе!
Да, вот так подружились постепенно. Тогда была уже у них уже программа по посылкам – они собирали вещи и отправляли нуждающимся семьям. Я сначала какие-то свои вещи отдавала, что-то собирала направо-налево, потом к Лене пришла за советом: мол, я, пожалуй, тоже открою свой фонд. Но Смирнова, умный и дальновидный человек, мне сказала: да зачем тебе этот геморрой, давай лучше с нами! И мы с ней открыли отдельную программу про челюстно-лицевую хирургию для детей-сирот. Я туда пригласила своего приятеля, который финансовую сторону упихивал, а Ленка ходила по детским домам, искала детей с патологиями, и мы таким образом сделали дорогостоящие операции очень доступными.
Другое дело, что не всем детским домам было выгодно отдавать нам детей, потому что оказалось – и это были новости, о которых я не знала – им это не очень выгодно.
После операции они запросто могут лишиться ребенка, которого раньше не усыновляли из-за заячьей губы, например, а если ребенка нет — нет и финансирования, очень неплохого, на него. И ведь это то, что легко можно скорректировать. А нам говорили: у нас таких нету. И вот это такое было погружение по полной… Эта программа до сих пор сейчас существует.
Какая сейчас программа тебе самой важной кажется в «Созидании»?
Сейчас, конечно, стипендии для талантливых детей из бедных семей, из глубинки. Это шанс для тех, кто хочет учиться, хочет вырваться из дома, из этого отсутствия возможностей, и стипендии для них – реальный социальный лифт, об этом надо, конечно, говорить, кричать, чтобы как можно больше люди узнавали об этой программе. Фонд здесь играет такую, знаешь, контролирующую, в общем-то, роль. Ребенок пишет заявку: я такой-то, учусь так-то. Администрация фонда эту заявку проверяет всесторонне, связывается с социальной службой его населенного пункта – насколько у ребенка действительно такое положение в семье, многодетная она или что-то еще. Они все проверяют, узнают: да, мальчик хорошо учится, да, он не пьет, условно, не курит, старается. Стипендия же не разовая – она с 14 до 21 года. Но каждый год ты должен ее подкреплять своими успехами, оценками, участием в каких-то олимпиадах, это такая долгая, рутинная работа, которую без фонда сделать трудно. И надо сказать, что программа растет, народу с каждым годом все больше, начинали с 30 человек, а сейчас — больше 500. И вот в такие вещи вкладывать свою известность и приятно, и очень полезно.
Ты только что запустила собственный новый проект на YouTube. Как он возник, чего ты от него ждешь?
С тех пор как меня нет на телевидении, прошло сколько – шесть лет? В 2012 году нас с Мишей убрали, и все это время вариантов что-то делать где-то еще было не очень много. YouTube вроде бы был, но в России он какой-то значимой роли еще не играл, лежал просто плашмя. Мы же пробовали сделать «Телевидение на коленке» – это было удачно, но слишком рано. Если бы мы сейчас такую штуку сделали, мы бы мгновенно миллионщиками стали, я уверена. А тогда на маленьких просмотрах поднимать проект довольно сложно было – все-таки нужны деньги, а не только мое желание.
Я попробовала еще сама какие-то снимать видосики, запуливать их в ютьюбчик, но это было не очень интересно, потому что соревноваться с блогерами, которые работают только для того, чтобы стать известными и имя монетизировать, мне не хотелось.
Мне-то становиться популярной не нужно, куда еще-то популярнее? Имя у меня уже есть, это бренд, мне не нужно его раскручивать. А вот что с этим брендом делать дальше, я не знала. Как его продавать, в какой области, что я такое? Вот эти вопросы после немногочисленных интервью, которые у меня были в последнее время: а как вас титровать? И я себе тоже задавала этот вопрос: а действительно, кто я? Я уже не телеведущая, ну, окей, я мать троих детей и останусь ею до конца жизни, надеюсь… А больше я никто? У меня было такое абсолютное непонимание: а что я тут вообще дальше делаю? Два или три года я шла к этому пониманию. Пережила совсем тяжелый депрессивный период. Депрессия, это когда ты в 50 лет понимаешь, что тебе нужно жизнь заново начать и заново понять, кем ты будешь, «когда вырастешь», давай начинай сначала.
Но в конце концов что-то произошло и что-то началось. Что?
Ко мне обратились два молодых парня и сказали, что они видят меня как лицо их образовательного канала. Надо сказать, что они были не первые, кто ко мне с этим обратился – в последнее время почему-то мне стали часто родительские темы предлагать. Мы с ними встретились, я увидела их горящие глаза – все, мне больше ничего не надо, я сама загорелась. Настолько, что пока работаю без всяких денег с ними, они вкладываются техникой, я – тем, что у меня есть: усы, лапы, хвост и свое честное имя. И это очень ответственно для меня.
В двух словах про формат — о чем он, кто твои гости, какие темы?
Придумалась интересная форма: я приглашаю человека с вопросом – родителя, того самого – настоящего, сомневающегося, у которого всегда куча сомнений, и он готов признаться в этом, и готов учиться. С другой стороны приходит эксперт – часто родитель сам говорит, кого он хотел бы видеть экспертом. И эти два человека между собой общаются, я модерирую, и мне это ужасно интересно, это общение про образование, про школу, про отношения детей с родителями, про родительство вообще.
Кто уже приходил?
У нас была Чулпан Хаматова с прекрасным вопросом: как жить с двумя подростками и оставаться при этом счастливой? Была передача, которая, может, напрямую и не относится к заявленной теме про воспитание, но в то же время она очень базовая для понимания родительства: Елка, моя любимая певица, была вопрошающим человеком, а экспертом была Алена Долецкая. Говорили мы про право женщины решать – рожать ей детей или не рожать. Потому что без уважения к этому праву никакого разговора о дальнейшем быть не может.
У всех у нас есть знакомые, которые не родили в силу разных причин, которые вправе не сделать этого никогда и которые постоянно подвергаются такому количеству нападок от общества: дааа, часики-то тикают, дааа, тебе уже 35… Это просто насилие!
Алена Долецкая говорила, что детей у нее не случилось не по ее воле, но она это приняла, и она тот самый пример успешной женщины, которая реализовалась не как мать — но реализовалась блестяще. Вот это назидательное «ты же должна как мать реализоваться»… Да кто сказал-то? Это же их жизнь, реализуй сам себя где угодно, пожалуйста. Такая была тема, сложная, надеюсь, мы выполнили свою миссию. Была Тутта Ларсен и директор «Новой школы» Кирилл Медведев, Тутта спрашивала, почему наших детей не любят в школах, как можно вообще так к детям относиться, есть ли школы, в которых все по-другому, где уважают детей. И последняя запись была уже вечером вчера – с Паатой Амонашвили, сыном педагога-новатора Шалвы Амонашвили, легенды 90-х, слышала о нем?
Конечно! Мы интервью у него брали в прошлом году, я его поклонница.
Да, и для меня его имя для меня такое…
Ну он кумир!
Да! И Паата — его сын — тоже стал замечательным педагогом, и вот я узнала, что он прилетает в Москву, пригласила его в гости. Он пришел, у нас был прекрасный разговор с ним и с замечательной девушкой, директором частной школы. Мы говорили про то, какими должны быть директора, учителя — с точки зрения директора школы, такой был профессиональный разговор, но мне все это очень, очень интересно. Слушай, давай свой вопрос какой-нибудь родительский, я тебя позову, можешь даже мне назвать эксперта, с которым ты хотела бы поговорить. Понятно, что все сразу называют Юлию Гиппенрейтер, Диму Зицера и Петрановскую. Но это уже тяжелая артиллерия.
Но рано или поздно все равно же позовешь их?
Надеюсь, да. Хотя есть и менее раскрученные эксперты, которых есть больше шансов получить, но они не менее профессиональные.
Кого еще из звездных родителей планируешь приглашать?
Я вот сегодня написала своим дружкам – Меладзе и Фоменко, говорю: «Пацаны, давайте вопросы». Я знаю, что они реально хорошие отцы, им не пофиг на воспитание. А они мне: «Да что ты, у меня никаких вопросов нет, я сам экспертом могу быть!» А мне это не надо, у меня не такой формат. Я никогда не буду звать гостя без запроса, хоть это будет сама Алла Борисовна Пугачева… Хотя ее будет интересно позвать ужасно! Она же молодая мать теперь.
Да, пожалуйста, позови ее!
Ну я-то позову, но ты же понимаешь.
Да, но с удовольствием бы ее в этой роли послушала. И вот Галкин еще ужасно интересный отец, мне кажется, так круто с детьми общается!
Да, он молодец, я его тоже люблю очень.
Скажи, почему, на твой взгляд, сегодня в обществе возник такой интерес к воспитанию, образованию? Все же буквально помешались на этом – проекты, форумы, семинары, школы…
Я это тоже вижу, и не то чтобы я хочу хайпануть на теме, просто это действительно необходимая история, люди жаждут ответов на многие вопросы, они хотят получить эти знания. И я рада быть в этом случае всего-навсего телеграфным столбом, который передает эти знания от одних к другим. Я думаю, что вообще это про начало просыпания нашего общества, про то, что дети наши другие и мы должны научиться с ними жить.
Мы, воспитанные советской страной, привыкли, что мы всем должны, что у нас вечное чувство вины, и мы никто. А новое поколение – вот эти, которые сейчас маленькие, – они живут в другом мире, они не привыкли, что на них давят, они говорят: «Э, не надо»
Вот с Тосей сейчас был случай… Она была на съемках «Слава богу ты пришел» – с Мишей, его позвали в возобновленный проект на СТС, в гости, но позвали. Он, естественно, снялся, и Тося такая счастливая сидела в зале на съемках, и в конце Миша говорит: «А вот в зале моя дочь Антонина…» И Верник – ведущий вместо Михаила – сказал: «О, Антонина, а ну-ка иди к нам на сцену». Она вышла, постояла там, а после призналась: «Мам, мне было так плохо». Я говорю: «Почему, ты что, была как-то не так одета, плохо причесана?» Она говорит: «Нет, просто я не хотела выходить». И ты понимаешь, что для этих детей это уже насилие над личностью. Че там, подумаешь, «Тося, иди сюда». А она не хочет идти. Вот они такие все. Они готовы делать только то, что они хотят. Другое дело то, что они ничего не хотят, конечно! (Смеется.)
О да, это проблема! Вот с этим запросом я к тебе приду!
Отлично, давай.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
