Как Людмила Зыкина обманывала друзей
Помощница певицы Татьяна Свинкова рассказала неизвестные подробности из жизни великой артистки.О том, что у Людмилы ЗЫКИНОЙ была помощница Татьяна СВИНКОВА, широкая публика узнала после смерти великой певицы, когда наследники обвинили ее в присвоении бриллиантов и другого имущества покойной. После этого за Татьяной Александровной закрепился образ эдакой ушлой мошенницы, которая присосалась к пожилой и не очень здоровой артистке с целью ее обобрать. Мало кто знал, что СВИНКОВА всю свою жизнь посвятила ЗЫКИНОЙ – сначала была ее преданной поклонницей, а потом почти четверть века работала с ней, пройдя путь от секретаря до генерального директора созданного Людмилой Георгиевной ансамбля «Россия». Лишь сейчас она прервала свое молчание и впервые согласилась рассказать о своей жизни и работе с «королевой русской песни».- В 1985 году, когда Людмила Георгиевна уже познакомилась со мной поближе, она сама предложила мне работать в ансамбле «Россия» – вспоминает Татьяна Свинкова. — Тогда я ушла из отдела кадров и стала уборщицей, чтобы мне дали справку на совмещение, и я могла быстренько убраться и ехать на работу к Зыкиной. Сразу уволиться из эксплуатационной конторы я не могла, так как мне нужно было отработать десять лет за служебное жилье. Когда я отработала семь лет, Людмила Георгиевна пошла к моему директору и сказала: «Таня мне очень нужна. Она так хорошо поет». Он пошел ей навстречу. И в 1987 году я перешла в ансамбль «Россия» на постоянную работу.Сначала я была секретарем. Потом стала администратором. Потом – замдиректора. В итоге доросла до директора. До меня сменилось шесть директоров. Это была чисто номинальная должность. Хозяйкой все равно была сама Людмила Георгиевна. Без согласования с ней не решался ни один глобальный вопрос. Допустим, надо было пошить костюмы для ансамбля. Она сама ехала в магазин. Или ей привозили ткани. И она выбирала. Или надо было пробить гастрольные поездки. Кто мог сделать это лучше, чем сама Зыкина? Она ехала в Росконцерт и обо всем договаривалась. А директор потом только оформлял договора. Когда я уже стала директором, не раз бывало, что я приезжала с работы, а она мне говорила: «А я пять концертов зарядила. Хороший я администратор?».
Доктор КОНСТАНТИНОВ последние годы Людмилы Георгиевны был с ней неразлучен. Фото из архива Владимира КОНСТАНТИНОВАМежду прочим, Людмила Георгиевна предлагала мне работать на сцене. «Ты поешь лучше всех моих девок, вместе взятых», — уверяла она. Но, как говорится, двум богам не служат. Я для себя решила, что мое место – за кулисами.Во время концерта Людмила Георгиевна всегда выходила за кулисы сделать глоток горячего чая. С термосом, как правило, стоял костюмер. А потом были моменты, когда костюмера не было. И так получилось, что эта функция была возложена на меня. Параллельно Людмила Георгиевна преследовала этим цель борьбы с моим курением. За кулисами-то курить было нельзя. А уйти я никуда не могла. «Стой здесь! – говорила она – Я должна всегда тебя видеть». Сама Людмила Георгиевна никогда не курила. И у нее дома, и в офисе ансамбля «Россия» курение было категорически запрещено. Курить мне приходилось на улице или на лестничной клетке. «Я всех своих мужей отучила от курения, — говорила она. – А с тобой никак не могу справиться». Зато, если ей надо было ко мне придраться, у нее всегда был готовый повод. Что бы ни случилось, она говорила: «Это произошло потому, что ты курила». Однажды во время поездки в Северную Корею я решила жестко бросить курить. Докурила последнюю сигарету и хотела больше не покупать. А мы с Людмилой Георгиевной жили в одном номере. Она пошла вгород и, вернувшись, вручила мне блок «Данхилла». «А я решила бросить», — объявила я. «Нет уж, ты кури! – сказала она. – Ты очень злая, когда не покуришь». «Ну, да, должен же быть у меня хоть какой-то недостаток, — ответила я. – А то вырастут крылья».
Татьяна СВИНКОВА боготворила ЗЫКИНУРюмка воды- Как вела себя Зыкина, когда была недовольна чьей-либо работой? Могла ли она на кого-то сильно кричать и ругаться?- Лично для меня самым страшным было, если Людмила Георгиевна начинала говорить со мной на вы и называть меня Татьяной Александровной. Это означало, что дело совсем плохо. А если она кричала и ругалась, еще не все было потеряно. В народном театре меня тоже постоянно ругал режиссер. Господи, какими только последними словами он меня ни называл! До слез доводил. Как-то я его спросила: «Почему вы меня ругаете больше всех?». «Потому что от тебя еще есть надежда чего-то добиться, — объяснил режиссер. – А если я знаю, что человек достиг своего потолка, какой смысл его ругать?!». Поэтому равнодушие Людмилы Георгиевны пугало меня больше всего. «Пусть лучше ругается!» — думала я.Особенно мне доставалось из-за ее пунктуальности. На концертную площадку она приезжала, как минимум, за час. А если с репетицией, то за два часа. И не терпела, когда другие опаздывали. На этой почве у меня возник бзик. Чтобы – не дай Бог! – не опоздать, я могла за два часа привезти ее к поезду или к самолету. Еще Людмила Георгиевна не терпела, когда кто-то говорил: «Не могу». Она считала, что нет безвыходных ситуаций. «Что значит – не могу? – негодовала она. – Скажи прямо – не хочешь!». Был случай, когда в 1991 году мы без нее поехали на гастроли в Челябинск. У меня был один обратный авиабилет без мест на весь коллектив. Я в пять утра привезла всех в аэропорт. Но оказалось, что мест для нас нет, так как организаторы не подтвердили заказ. 
Для роли великой артистки Вера СОТНИКОВА набрала десять килограммов (кадр из фильма «Людмила»)Я позвонила в Москву Людмиле Георгиевне. Она с кем-то связалась и договорилась, чтобы нас отправляли в Москву по частям. В течение дня я всех отправила и сама улетала уже вечером в числе последних. В самолете со мной случилась истерика. Людмила Георгиевна приучила меня, что я как администратор за все в ответе – за то, что автобус опоздал или не пришел, за то, что организаторы поставили ребятам водку на столы. Да, в последние годы она запрещала участникам коллектива на гастролях выпивать. Я потом уже организаторов просила, чтобы спиртного нам не ставили. А если видела на столах водку, говорила: «Быстро убирайте! Иначе Людмила Георгиевна сюда не зайдет». Слишком дорого обходилось, когда какой-то музыкант травился водкой и выходил из строя.Сама Людмила Георгиевна спиртным не увлекалась. Что она могла позволить себе – рюмку водки, настоянной на корне калгана или лапчатника. Ее друзья научили так делать. А во время застолий она умела всех обманывать. Было ощущение, что она со всеми вместе пьет. Но за все годы проживания с ней я ни разу не видела ее не то, что пьяной, а даже под хмельком. Она всегда просила наливать ей водку. А потом незаметно заменяла ее на воду. Когда застолье ее утомляло, она говорила мне, что хочет чайку. Это означало, что я должна под каким-нибудь предлогом увести ее из-за стола. Она же не могла сама встать и уйти. Нужно было соблюсти политес определенный. У нас был случай в Германии, когда мы сидели в ресторане со Стасом Садальским. Людмила Георгиевна, естественно, была в центре внимания. В какой-то момент она начала подавать мне наши условные сигналы. Я подошла к ней и сказала: «Может, уже поедем домой?». «Да кто ты такая, чтобы Зыкиной указывать?! – начал кричать Садальский. – У тебя такое доброе лицо, как у Гитлера в день его смерти!». Он же не знал, кто тут на самом деле хозяин.
Дом ЗЫКИНОЙ в деревне Борки. В 2007-м она его переоформила на двоюродную сестру Нину ВОРОБЬЁВУК сцене приговорена- Выдвигала ли Зыкина какие-то особенные требования организаторам гастролей?- Я сама как администратор составляла райдер Людмилы Георгиевны. Только тогда это называлось не «райдер», а «дополнительные условия». Главное условие, которое Зыкина ставила организаторам гастролей, — сцену перед концертом не мыть и не красить. Если сцена была мокрая или тем более свежепокрашенная, у Людмилы Георгиевны сразу садился голос.Еще она всегда просила заранее узнать, кто нас будет встречать. Не для того, чтобы это обязательно был мэр или губернатор. А для того, чтобы она знала имя и отчество встречающего и могла к нему обратиться. Каких-то особых бытовых требований у нее не было. На гастролях наш коллектив ездил на автобусе ПАЗ. А Людмила Георгиевна – на «Волге». В гостинице ей заказывали стандартный номер «люкс». Но она могла жить, где угодно, и ездить, на чем угодно. Она понимала: если люди нам прислали лошадь с телегой, значит, у них больше ничего нет. В Оренбургской области у Зыкиной был замечательный друг Заверюха. «Я все понимаю, ты звезда и поешь в Кремлевских дворцах, — как-то сказал он ей. – А у меня тут в 150 километрах есть дом для ветеранов войны. Никто из артистов к ним никогда не приезжал. Сразу предупреждаю — гостиницы там нет. Но есть грязелечебница. Можно переночевать в ней». «Ну, поехали!» — сказала Зыкина. Поселили нас в палатах с кафельной плиткой и узкими железными кроватями с панцирной сеткой. Зато как нас принимали люди! Когда она приезжала в такие далекие поселки, туда с 8 утра автобусами свозили людей со всех окрестностей. Если был будний день, людям давали отгул.
Племянники звезды — Сергей и Георгий — обвинили СВИНКОВУ в мошенничестве. Фото Ивана ВИСЛОВА/«Комсомольская правда»Помню, мы с Людмилой Георгиевной и композитором Евгением Николаевичем Птичкиным однажды приехали в Кировскую область. «Как хорошо, что вы к нам приехали! – кланялись Зыкиной местные жители. – Нам, наконец, свет провели и отремонтировали дорогу». А в Оренбургской области ветром снесло крышу дома культуры и порвало провода. Света не было. И Людмила Георгиевна пела при свечах. Понимаете, она не воспринимала себя как звезду. «Как вы не сошли с ума от такой популярности?» — удивлялась я. «Я что, дурочка?!» — отвечала Людмила Георгиевна.В начале 90-х годов одна организация приставила ей охрану. Но она при первой же возможности отослала ее и на трамвае поехала в общежитие ансамбля «Россия» на день рождения одного из наших музыкантов. А однажды наш водитель где-то застрял и не успевал нас забрать с дачи в Ватутинках. Мы на попутной машине добрались до метро «Теплый Стан». И вместо того, чтобы взять такси, Людмила Георгиевна предложила мне поехать на метро. «Я так давно там не была», — призналась она. Была зима. Все были в шубах и шапках. Мы проехали от «Теплого Стана» до «Октябрьской». И ее никто не узнал. На «Октябрьской» нам нужно было сделать пересадку. Там была давка. Толпа внесла ее в вагон и начала трамбовать. «Ой, как хорошо!» — приговаривала она. Правда, после этого желания ездить в метро у нее больше не возникало.- Насколько справедливы утверждения, будто вы заставляли уже больную Зыкину продолжать выступать?- Людмила Георгиевна, наоборот, болела без работы. 21 апреля 2008 года ее госпитализировали с тяжелейшим пиелонефритом. У нее была температура 40. А 1 мая мы были должны выступать в Уфе по приглашению президента Башкирии Муртазы Рахимова. «Не поедем туда, — сказала я. — После пиелонефрита нужно три недели на восстановление». «Ты можешь не ехать, а я поеду», — заявила в ответ Людмила Георгиевна. И что вы думаете? 30 апреля ее выписали из больницы. И она поехала на эти гастроли в Уфу. Потом из Уфы еще переехала на машине в Екатеринбург и там отработала. А когда вернулась в Москву, уже и не вспоминала про недавнюю болезнь.
Спустя три года после кончины певицы на её могиле установили бронзовый памятник. Фото Ивана ВИСЛОВА/«Комсомольская правда»Сцена ее лечила. Если бы ей сказали: «Людмила Георгиевна, вы как певица больше не работаете», она бы сразу же умерла. У нее ведь ничего, кроме ансамбля «Россия», в жизни не было.В конце жизни ей со всех сторон пели: «Люда, зачем тебе эта обуза? Что ты волочешь на себе столько музыкантов? Оно тебе надо? Два баяна, и вперед с песней!». А я видела и чувствовала, что она не могла отказаться от этого коллектива. Это был ее ребенок, которого она создала. И хотя в последние годы она уже меньше выступала, и ансамбль работал без нее, Людмила Георгиевна до последнего дня распевалась дома.Буквально за три дня до смерти она меня спросила: «А с чего будем начинать концерт?». «Еще отпуск впереди», — отмахнулась я. «Нет, я сейчас должна знать», — настаивала она. Однажды мне позвонила Карина Филиппова и поделалась проблемой: «Вот Людмила Георгиевна попросила меня написать ей песню про любовь». «Ну, какая любовь?! – возразила я. — У нее одна любовь – к сцене она приговорена». А через несколько дней Карина Степановна снова позвонила и прочитала текст песни: «Опять одна, но не моя вина. Я просто к сцене приговорена». «Танюша, я тебя ставлю в соавторы», — сказала она. «Ни в коем случае! – запротестовала я. – Я просто сказала то, что есть».
Доктор КОНСТАНТИНОВ последние годы Людмилы Георгиевны был с ней неразлучен. Фото из архива Владимира КОНСТАНТИНОВАМежду прочим, Людмила Георгиевна предлагала мне работать на сцене. «Ты поешь лучше всех моих девок, вместе взятых», — уверяла она. Но, как говорится, двум богам не служат. Я для себя решила, что мое место – за кулисами.Во время концерта Людмила Георгиевна всегда выходила за кулисы сделать глоток горячего чая. С термосом, как правило, стоял костюмер. А потом были моменты, когда костюмера не было. И так получилось, что эта функция была возложена на меня. Параллельно Людмила Георгиевна преследовала этим цель борьбы с моим курением. За кулисами-то курить было нельзя. А уйти я никуда не могла. «Стой здесь! – говорила она – Я должна всегда тебя видеть». Сама Людмила Георгиевна никогда не курила. И у нее дома, и в офисе ансамбля «Россия» курение было категорически запрещено. Курить мне приходилось на улице или на лестничной клетке. «Я всех своих мужей отучила от курения, — говорила она. – А с тобой никак не могу справиться». Зато, если ей надо было ко мне придраться, у нее всегда был готовый повод. Что бы ни случилось, она говорила: «Это произошло потому, что ты курила». Однажды во время поездки в Северную Корею я решила жестко бросить курить. Докурила последнюю сигарету и хотела больше не покупать. А мы с Людмилой Георгиевной жили в одном номере. Она пошла вгород и, вернувшись, вручила мне блок «Данхилла». «А я решила бросить», — объявила я. «Нет уж, ты кури! – сказала она. – Ты очень злая, когда не покуришь». «Ну, да, должен же быть у меня хоть какой-то недостаток, — ответила я. – А то вырастут крылья».Татьяна СВИНКОВА боготворила ЗЫКИНУРюмка воды- Как вела себя Зыкина, когда была недовольна чьей-либо работой? Могла ли она на кого-то сильно кричать и ругаться?- Лично для меня самым страшным было, если Людмила Георгиевна начинала говорить со мной на вы и называть меня Татьяной Александровной. Это означало, что дело совсем плохо. А если она кричала и ругалась, еще не все было потеряно. В народном театре меня тоже постоянно ругал режиссер. Господи, какими только последними словами он меня ни называл! До слез доводил. Как-то я его спросила: «Почему вы меня ругаете больше всех?». «Потому что от тебя еще есть надежда чего-то добиться, — объяснил режиссер. – А если я знаю, что человек достиг своего потолка, какой смысл его ругать?!». Поэтому равнодушие Людмилы Георгиевны пугало меня больше всего. «Пусть лучше ругается!» — думала я.Особенно мне доставалось из-за ее пунктуальности. На концертную площадку она приезжала, как минимум, за час. А если с репетицией, то за два часа. И не терпела, когда другие опаздывали. На этой почве у меня возник бзик. Чтобы – не дай Бог! – не опоздать, я могла за два часа привезти ее к поезду или к самолету. Еще Людмила Георгиевна не терпела, когда кто-то говорил: «Не могу». Она считала, что нет безвыходных ситуаций. «Что значит – не могу? – негодовала она. – Скажи прямо – не хочешь!». Был случай, когда в 1991 году мы без нее поехали на гастроли в Челябинск. У меня был один обратный авиабилет без мест на весь коллектив. Я в пять утра привезла всех в аэропорт. Но оказалось, что мест для нас нет, так как организаторы не подтвердили заказ. Для роли великой артистки Вера СОТНИКОВА набрала десять килограммов (кадр из фильма «Людмила»)Я позвонила в Москву Людмиле Георгиевне. Она с кем-то связалась и договорилась, чтобы нас отправляли в Москву по частям. В течение дня я всех отправила и сама улетала уже вечером в числе последних. В самолете со мной случилась истерика. Людмила Георгиевна приучила меня, что я как администратор за все в ответе – за то, что автобус опоздал или не пришел, за то, что организаторы поставили ребятам водку на столы. Да, в последние годы она запрещала участникам коллектива на гастролях выпивать. Я потом уже организаторов просила, чтобы спиртного нам не ставили. А если видела на столах водку, говорила: «Быстро убирайте! Иначе Людмила Георгиевна сюда не зайдет». Слишком дорого обходилось, когда какой-то музыкант травился водкой и выходил из строя.Сама Людмила Георгиевна спиртным не увлекалась. Что она могла позволить себе – рюмку водки, настоянной на корне калгана или лапчатника. Ее друзья научили так делать. А во время застолий она умела всех обманывать. Было ощущение, что она со всеми вместе пьет. Но за все годы проживания с ней я ни разу не видела ее не то, что пьяной, а даже под хмельком. Она всегда просила наливать ей водку. А потом незаметно заменяла ее на воду. Когда застолье ее утомляло, она говорила мне, что хочет чайку. Это означало, что я должна под каким-нибудь предлогом увести ее из-за стола. Она же не могла сама встать и уйти. Нужно было соблюсти политес определенный. У нас был случай в Германии, когда мы сидели в ресторане со Стасом Садальским. Людмила Георгиевна, естественно, была в центре внимания. В какой-то момент она начала подавать мне наши условные сигналы. Я подошла к ней и сказала: «Может, уже поедем домой?». «Да кто ты такая, чтобы Зыкиной указывать?! – начал кричать Садальский. – У тебя такое доброе лицо, как у Гитлера в день его смерти!». Он же не знал, кто тут на самом деле хозяин.Дом ЗЫКИНОЙ в деревне Борки. В 2007-м она его переоформила на двоюродную сестру Нину ВОРОБЬЁВУК сцене приговорена- Выдвигала ли Зыкина какие-то особенные требования организаторам гастролей?- Я сама как администратор составляла райдер Людмилы Георгиевны. Только тогда это называлось не «райдер», а «дополнительные условия». Главное условие, которое Зыкина ставила организаторам гастролей, — сцену перед концертом не мыть и не красить. Если сцена была мокрая или тем более свежепокрашенная, у Людмилы Георгиевны сразу садился голос.Еще она всегда просила заранее узнать, кто нас будет встречать. Не для того, чтобы это обязательно был мэр или губернатор. А для того, чтобы она знала имя и отчество встречающего и могла к нему обратиться. Каких-то особых бытовых требований у нее не было. На гастролях наш коллектив ездил на автобусе ПАЗ. А Людмила Георгиевна – на «Волге». В гостинице ей заказывали стандартный номер «люкс». Но она могла жить, где угодно, и ездить, на чем угодно. Она понимала: если люди нам прислали лошадь с телегой, значит, у них больше ничего нет. В Оренбургской области у Зыкиной был замечательный друг Заверюха. «Я все понимаю, ты звезда и поешь в Кремлевских дворцах, — как-то сказал он ей. – А у меня тут в 150 километрах есть дом для ветеранов войны. Никто из артистов к ним никогда не приезжал. Сразу предупреждаю — гостиницы там нет. Но есть грязелечебница. Можно переночевать в ней». «Ну, поехали!» — сказала Зыкина. Поселили нас в палатах с кафельной плиткой и узкими железными кроватями с панцирной сеткой. Зато как нас принимали люди! Когда она приезжала в такие далекие поселки, туда с 8 утра автобусами свозили людей со всех окрестностей. Если был будний день, людям давали отгул.Племянники звезды — Сергей и Георгий — обвинили СВИНКОВУ в мошенничестве. Фото Ивана ВИСЛОВА/«Комсомольская правда»Помню, мы с Людмилой Георгиевной и композитором Евгением Николаевичем Птичкиным однажды приехали в Кировскую область. «Как хорошо, что вы к нам приехали! – кланялись Зыкиной местные жители. – Нам, наконец, свет провели и отремонтировали дорогу». А в Оренбургской области ветром снесло крышу дома культуры и порвало провода. Света не было. И Людмила Георгиевна пела при свечах. Понимаете, она не воспринимала себя как звезду. «Как вы не сошли с ума от такой популярности?» — удивлялась я. «Я что, дурочка?!» — отвечала Людмила Георгиевна.В начале 90-х годов одна организация приставила ей охрану. Но она при первой же возможности отослала ее и на трамвае поехала в общежитие ансамбля «Россия» на день рождения одного из наших музыкантов. А однажды наш водитель где-то застрял и не успевал нас забрать с дачи в Ватутинках. Мы на попутной машине добрались до метро «Теплый Стан». И вместо того, чтобы взять такси, Людмила Георгиевна предложила мне поехать на метро. «Я так давно там не была», — призналась она. Была зима. Все были в шубах и шапках. Мы проехали от «Теплого Стана» до «Октябрьской». И ее никто не узнал. На «Октябрьской» нам нужно было сделать пересадку. Там была давка. Толпа внесла ее в вагон и начала трамбовать. «Ой, как хорошо!» — приговаривала она. Правда, после этого желания ездить в метро у нее больше не возникало.- Насколько справедливы утверждения, будто вы заставляли уже больную Зыкину продолжать выступать?- Людмила Георгиевна, наоборот, болела без работы. 21 апреля 2008 года ее госпитализировали с тяжелейшим пиелонефритом. У нее была температура 40. А 1 мая мы были должны выступать в Уфе по приглашению президента Башкирии Муртазы Рахимова. «Не поедем туда, — сказала я. — После пиелонефрита нужно три недели на восстановление». «Ты можешь не ехать, а я поеду», — заявила в ответ Людмила Георгиевна. И что вы думаете? 30 апреля ее выписали из больницы. И она поехала на эти гастроли в Уфу. Потом из Уфы еще переехала на машине в Екатеринбург и там отработала. А когда вернулась в Москву, уже и не вспоминала про недавнюю болезнь.Спустя три года после кончины певицы на её могиле установили бронзовый памятник. Фото Ивана ВИСЛОВА/«Комсомольская правда»Сцена ее лечила. Если бы ей сказали: «Людмила Георгиевна, вы как певица больше не работаете», она бы сразу же умерла. У нее ведь ничего, кроме ансамбля «Россия», в жизни не было.В конце жизни ей со всех сторон пели: «Люда, зачем тебе эта обуза? Что ты волочешь на себе столько музыкантов? Оно тебе надо? Два баяна, и вперед с песней!». А я видела и чувствовала, что она не могла отказаться от этого коллектива. Это был ее ребенок, которого она создала. И хотя в последние годы она уже меньше выступала, и ансамбль работал без нее, Людмила Георгиевна до последнего дня распевалась дома.Буквально за три дня до смерти она меня спросила: «А с чего будем начинать концерт?». «Еще отпуск впереди», — отмахнулась я. «Нет, я сейчас должна знать», — настаивала она. Однажды мне позвонила Карина Филиппова и поделалась проблемой: «Вот Людмила Георгиевна попросила меня написать ей песню про любовь». «Ну, какая любовь?! – возразила я. — У нее одна любовь – к сцене она приговорена». А через несколько дней Карина Степановна снова позвонила и прочитала текст песни: «Опять одна, но не моя вина. Я просто к сцене приговорена». «Танюша, я тебя ставлю в соавторы», — сказала она. «Ни в коем случае! – запротестовала я. – Я просто сказала то, что есть».
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
